Положение женщин в исламе было создано искусственно. Здесь Коран высказывается недвусмысленно. В главе под названием «Женщины» признаётся женская сексуальность, и именно по этой причине считается необходимым введение целого набора суровых социальных и политических ограничений, которые определяют поведение женщин в частной и общественной жизни. Хотя некоторые разделы этого текста можно трактовать довольно свободно, основополагающий стих не оставляет места никаким сомнениям:
«Мужья – попечители [своих] жён, поскольку Аллах дал одним людям преимущество перед другими и поскольку мужья расходуют [на содержание жен] средства из своего имущества. Добродетельные женщины преданы [своим мужьям] и хранят честь, которую Аллах велел беречь. А тех жён, в верности которых вы не уверены, [сначала] увещевайте, [потом] избегайте их на супружеском ложе и, [наконец], побивайте. Если же они повинуются вам, то не обижайте их. Воистину, Аллах возвышен, велик». (4.34)

Через  несколько глав Аллах в своей безграничной щедрости признаёт исключительные потребности пророка в этой области жизни и мудро предоставляет ему карт-бланш:
«О Пророк! Воистину, Мы дозволили тебе [брать в] жёны тех [женщин], которым ты уплатил их вознаграждение, твоих невольниц, дарованных тебе Аллахом, дочерей твоих дядей со стороны отца, дочерей твоих тёток со стороны отца, дочерей твоих дядей со стороны матери, дочерей твоих тёток со стороны матери, которые выселились [в Медину] вместе с тобой, а также верующую женщину, если она по доброй воле выходит за Пророка [и] если Пророк хочет жениться на ней. [Последнее] дозволено только тебе, но не другим верующим. Мы знаем, что Мы предписали им (т.е. остальным верующим) относительно их жён и невольниц, [исключение сделано только для тебя], чтобы ты не чувствовал неудобства. А ведь Аллах прощающий, милосердный». (33.50)
Мухаммед сообщил об этом откровении своей жене Айше. Она была женщиной великого ума и всегда испытывала страстный интерес к политике и государственным делам. Она попросила мужа объяснить, почему Аллах считает, что все правоверные непременно мужского пола. Этот неожиданный вопрос вызвал немедленный сдвиг в «половых вопросах», все последующие откровения адресуются уже как мужчинам, так и женщинам. Айша, хорошо информированная о последнем «официальном заявлении  с Небес», даёт, как обнаруживается в одном из хадисов, саркастический ответ: «Воистину, ты, господин, торопишься получить своё удовольствие».
В другом хадисе, записанном Бохари  (том IV, стр. 91), процитированы слова Мухаммеда, произнесённые после его очередного общения с Всевышним. Пророк  «заметил, что ад населен в большинстве женщинами», и, в соответствии с другим хадисом, признался в том, что «если бы мне было дано право приказать кому-то подчиняться иному господину, кроме Аллаха, я бы, конечно, приказал женщинам подчиняться своим мужьям, поэтому велики права мужа над своей женой». Поскольку большинство этих традиций придуманы, то дело здесь не в том, говорил пророк в действительности эти слова или нет, а в том, что люди верят в то, что они были сказаны, и поэтому они являются частью исламской культуры.
Традиции, подобные этой, свидетельствуют о том, что ранний ислам, которым бесконечно восхищаются исламские фундаменталисты сегодня, оказался не в состоянии до конца покорить женщин. Этому процессу сопротивлялись все слои общества, как высшие, так и низшие. В решающих схватках, как интеллектуальных, так и военных, женщины играли важную роль. В 625 году во время сражения при Ухуде, в котором мусульмане потерпели сокрушительное поражение, жена влиятельного языческого вождя из Мекки, Хинд бинт-Утба, напутствовала своих воинов так:

Мы отвергаем этого распутника!
От его Аллаха мы отрекаемся!
Его религия нам отвратительна, и мы её ненавидим!

Первый сподвижник пророка и будущий халиф Омар отвечал с разоблачительной находчивостью:
 
Да проклянёт Аллах Хинд,
Выделяющуюся среди Хиндов
Своим большим похотником,
И пусть он проклянёт вместе с ней и её мужа!

При жизни Мухаммеда и в течение многих десятилетий после его смерти женщины сражались бок о бок с мужчинами, несмотря на их предполагаемую неполноценность. Они также боролись за сохранение своей независимости. Сукайну, внучку четвёртого халифа Али и вдохновительницу шиитского ислама, как-то попросили объяснить, почему она такая раскованная и весёлая, в то время как её сестра, напротив, суровая и серьёзная. Говорят, она ответила в том смысле, что её назвали в честь прабабушки, жившей в ту пору, когда ислама ещё не было, а её сестре досталось имя бабушки-мусульманки.
Ислам стремился подавить политическую и сексуальную анархию, которой отличалась джахилийя.  Мухаммед обладал скорее политическим, чем религиозным гением. Религия, как позволяет предположить диалог пророка с Айшой, выполняла обычно инструментальную функцию. Прежде всего, Мухаммеду нужно было государство, чтобы продвигать свои убеждения. Отряды вооружённых мужчин и женщин были первым, самым примитивным обликом нового государства. Однако чтобы стать действенным, новый порядок должен был стать обрядовым. Перед лицом соперничающих монотеистических религий и язычества разум должно было изгнать. Верующие никогда не признавали и не признают это, но факт остаётся фактом: при создании любой новой системы кодекс норм поведения гораздо более важен, чем собственно вера. Последняя необходима, чтобы регламентировать поведение, но как только эта цель достигнута, новая общность становится достаточно единой и сильной для того, чтобы сопротивляться всем соблазнам. В мире, где не было наций и национальностей, исламский мир приблизился к тому, чтобы заменить современное понятие «национальности» и стать основой формирования универсальной общности. Если некоторые разделы Корана читаются как документы, целью которых является отмежевание ислама от иудаизма и христианства, то другие его разделы состоят из детальных предписаний поведения в социальной, экономической и сексуальной сферах жизни, что было крайне важно для нового государства.
За те века, на протяжении которых ислам распространялся по свету и создавал империи или сообщества, протянувшиеся от берегов Атлантики до Китая, его институты и обычаи вплетались в ту бесшовную ткань, которой становилась мусульманская общность. Расхождение во взглядах не было чем-то необычным, однако после первого тысячелетия оно редко преступало границы существующего политико-религиозного космоса. По мнению представителей этой исламской общности, никогда ещё не существовало мира лучше.
Крах Османской империи вдребезги разбил это самодовольство, а из черепков так и не вылилась новая форма. Перед лицом современности, которую в исламский мир слишком часто приносили штык и ружьё Гатлинга, традиционалисты легко уживались с колониальными властями, сотрудничая с ними. В отличие от Наполеона в Египте, в ХIХ – ХХ веках колонизаторы не были заинтересованы в распространении на покорённых территориях ценностей эпохи Просвещения.
Работы Руссо, Монтескьё, Пейна, Фурье, Фейербаха или Маркса не входили  в учебные планы для населения колоний. Доступ к ним был разрешён немногим, тем, кто мог себе позволить европейское образование, но таких было мало. Обе стороны устраивало сохранение «культурной» непрерывности ислама. Жёсткие статуты, стоявшие на страже неравенства женщин, ревностно оберегались; на женскую половину не было доступа ни колониализму, ни новому капитализму. Семья стала неприкасаемой – надёжнейшим убежищем мусульманской общности, что с опасной чувствительностью описал в своих романах Наджиб Махфуз. Сохранение этого аспекта мусульманской общности стало боевым лозунгом фундаменталистов перед лицом империализма. И Сайид Кутб, и Рухолла Хомейни заклеймили те свободы, которыми пользуются западные женщины, как ложные. Лучше быть женщиной, защищённой исламским государством, чем случайным сексуальным объектом, который видится как таковой каждым прохожим.
Во всём этом отражался страх мужчин перед женщинами, беспокойство вследствие того, что сила женского желания виделась ими как неукротимая и опасная; её нужно было подавлять строгим кодексом поведения, нарушение которого вело к жёстоким наказаниям. Это был ярко выраженный страх раннего ислама, что подтверждается высказыванием, которое приписывают халифу Али: «Всемогущий Аллах создал сексуальное желание в десяти частях, затем он дал девять частей женщине и одну мужчине». Эта идея о гиперсексуальности женщин находилась в остром противоречии с христианским благочестием, с его проповедью сексуального воздержания и необходимости законного брака, которую павликанская традиция приняла нехотя, как необходимое условие воспроизводства. Корни такого отношения к женщине уходят в языческое арабское общество, где женщины в торговле, племенной политике и сексуальной жизни играли центральную роль.
Полиандрия, как я упоминал выше, отнюдь не была чем-то необычным. Ислам одновременно стал духовным наследником этой традиции и вывернул её наизнанку. Существует объяснение этого противоречия. С одной стороны, ислам сексуально озабочен почти так же, как германский рейх. Жизнь купается в сексуальности. Сексуальное есть ритуальное. Здоровая половая жизнь как мужчинам, так и женщинам необходима для реализации общественной гармонии. Мухаммед подчёркивает, как важно вести любовные игры и «пробовать мёд друг друга». Однако только мужчины посредством новых законов будут определять и контролировать социальное и юридическое пространство, в котором дозволяется соединение двух особей в половом акте. Неупорядоченность в сексуальных удовольствиях больше не дозволялась. Женщина могла проявлять самую смелую инициативу в постели, но не в общественной жизни. По контрасту с аскетичным патриархатом, характерным для христианства, это был патриархат, который погряз в гедонизме. В «Тысяче и одной ночи» окончание истории всегда тщательно продумано с тем, чтобы удовлетворить самого ортодоксального верующего, однако в большинстве историй и Эрос, и Аллах наравне почитаются Шахерезадой, воспевающей оргазм влюблённых:
 
Слава Аллаху, который не создал
Более обворожительного зрелища, чем два счастливых любовника.
Упившись сладострастными восторгами,
Они лежат на кушетке.
Они сплели свои руки,
Они сжали свои ладони,
Их сердца бьются в унисон.

Исламский рай является волшебной кульминацией плотского удовольствия, однако уклон в патриархат сохранялся даже после смерти. Небеса в данном случае есть более чёткое отражение той жизни, которую ведут на земле богачи. Почтенные старцы вознаграждаются следующим образом: их бороды исчезают, их обеспечивают гардеробом из семидесяти костюмов, каждый из которых меняет цвет семьдесят раз в час. С каждым прошедшим днём старцы делаются всё прекраснее, пока само понятие возраста не исчезает. Каждому разрешено иметь семьдесят гурий в дополнение к тем, которых избранный имел на земле. Но как же такой блестящий мужчина собирается выдержать те требующие значительного напряжения удовольствия, которые теперь может себе позволить? Терпение, читатель! Аллах подумал обо всём. Он постановил, что любовь на небесах будет такая же, как на земле, но с одним небольшим отличием:  небеса – это место бесконечного оргазма. Каждый пароксизм страсти продлевается, и его минимальная продолжительность составляет двадцать четыре часа. А как насчёт старух? Распространяются ли на них те же привилегии? Боже упаси! Выкиньте это из головы.
С распространением мусульманских завоеваний патриархальный кодекс становился всё более и более строгим. Новая общность должна быть надёжно защищена от более старых и чуждых традиций. Экономические права женщин лишились смысла, поскольку у женщин не было возможности реализовать их в общественной жизни.
Женщины ограждались от присутствия всех мужчин, за исключением мужей или близких родственников. Было запрещено (харам – буквально «запрет») входить в те помещения, в которых исламские женщины одинаково заперты как в домах, так и во дворцах. Впоследствии даже в лачугах городских бедняков появились занавеси из ткани, которые не позволяли посетителям мужского пола видеть женщин, живущих в этом доме. По причинам материального характера большинству сельского населения удалось избежать такой искусственной сегрегации. На самом деле именно рождение фундаментализма в конце ХХ века привело к сегрегации сельского населения в исламском мире, самым известным примером этого мог бы стать Афганистан.
Как относились к этим ограничениям сами женщины? В сфере частной жизни они полностью ниспровергли их. Свидетельством этого являются многочисленные рассказы, а также литература, возникшая в культурах различных исламских стран. Мусульманские женщины в больших городах изобретали изощрённые методы нарушения границ своего пространственного и социального заточения. В Сенегале они всегда неохотно носили чадру, а Бенгалии – покрывали головы, но не животы, а на Яве выставляли напоказ и то, и другое. Повсюду они вели тайную жизнь, обычно остававшуюся неизвестной их мужьям и родственникам мужского пола. И далеко не всегда оказывались невиновными, когда дело доходило до разоблачения запрещённых поступков.
Осуждение исламом гомосексуализма почти патологическое. Гомосексуализм неестествен, поскольку нарушает антитетическую гармонию, которой отличается гетеросексуальность. Жёноподобные мужчины и похожие на мальчиков женщины осуждаются исламом, поскольку нарушают законы Бога. По крайней мере, в этом отношении три монотеистические религии находятся в согласии друг с другом. Как следует из хадисов, гнев Аллаха вызывают четыре случая отклонения от сексуальной нормы: «Те мужчины, которые одеваются как женщины, те женщины, которые одеваются как мужчины, те, кто спит с животными, и те мужчины, которые спят с мужчинами». Гомосексуалистов-мужчин, как правило, подвергали жесточайшему наказанию: пытке и смертной казни. Напротив, к лесбиянству, некрофилии, мастурбациям и скотоложству относились снисходительно, наказывая строгим выговором с предупреждением.
Принимая во внимание исламский взгляд на мужеложство, как наинизшее из низкого, мать всех извращений, отца всех пороков, деяние, наказуемое смертью (что активно проводил в жизнь Хомейни в Иране после Исламской революции), можно было бы заключить, что эта особенная форма секса станет в исламской культуре маргинальной. На деле же гомосексуализм был и остается обычной практикой как среди мужчин, так и среди женщин в мусульманском мире, где этому сильно способствуют сегрегация и запрет на свободное общение между мужчинами и женщинами. Несмотря на то, что в разных странах эти ограничения варьируются, сегрегация в области секса стала частью повседневной жизни. Теоретическое поощрение радостей гетеросексуализма и одновременное наложение жёстких запретов на его практику толкает людей, которые в других условиях вряд ли решились бы на гомосексуальные контакты, на занятия этим видом секса. В результате официальные и духовные власти в исламских государствах погрязли в репрессиях и лицемерии.
Первым мусульманским философом, серьёзно задумавшимся над дефектами ислама в отношении женщин, стал Ибн-Рушд из Кордовы, о котором уже шла речь раньше. Часто осуждаемый как зиндик (еретик), Ибн-Рушд живо интересовался «женским вопросом» в исламском мире. Его мировоззрение и жизненная философия стали предтечей так называемого «открытого мышления» в Европе; оно не пришло из Европы, а, наоборот, в своё время уйдет в ту Европу, которую создаст  Ренессанс. Ибн-Рушд утверждал, что пять веков социальной и сексуальной сегрегации низвергли женщин до положения овощей:
«В этих [наших] государствах о способностях женщин не знают, потому что женщин используют исключительно для размножения. Они тем самым поставлены на службу своим мужьям, их функции низведены до воспроизводства, грудного вскармливания и воспитания детей. Всё это не дает им заниматься другими делами. Из-за такого положения женщин их считают негодными для большинства обычных дел, выполняемых мужчинами; женщины часто имеют тенденцию напоминать растения. Одна из причин бедности этих государств состоит в том, что ими управляют мужчины ».

Прошло шесть веков, прежде чем этот вопрос был поднят вновь. Новым борцом за права женщин стал молодой египтянин Рифаа ат-Тахтави (1801 – 1873). Он вырос в Египте в правление Мухаммеда Али, наместника султана Османской империи, который добился независимости и хотел модернизировать страну. В состав миссии, которую Мухаммед Али послал учиться во Францию, входил и ат-Тахтави. Здесь он изучал французский язык, труды философов эпохи Просвещения и был крайне впечатлён той степенью свободы, которой пользовались французские женщины. По возвращении он опубликовал две книги об условиях жизни египетских женщин. Как и Ибн-Рушд, он требовал, чтобы мусульманским женщинам было предоставлено равенство с мужчинами в социальной, экономической и политической сферах. Он объявил гарем тюрьмой, которую нужно разрушить, и заявил, что нужно запретить детские браки и дать женщинам возможность получать образование.
Более полувека спустя эстафету ат-Тахтави подхватил египетский судья Кассим Амин, книги которого «Освобождение женщин» (1899) и «Новая женщина» (1901)  стали основополагающими текстами арабского феминизма. До победы национализма оставалось несколько десятилетий, ещё была возможность последовать примеру Европы и пойти путем прогресса, не компрометируя ислам.
Двадцатый век ознаменовался зарождением и развитием движений за права женщин в арабском мире, а также в Юго-Восточной Азии. Они двигались в одном направлении с развивающимся антиколониальным движением, а позднее как с националистической, так и социалистической разновидностью антиимпериализма. В отношении «женского вопроса» эти движения развивались нестабильно. В начальной фазе развития они требовали для женщин равных политических прав, но не бросали вызов сводам религиозных законов, регулирующих семейную жизнь.
Впоследствии, в постколониальной фазе движения, в большинстве исламских стран женщинам было даровано социальное равноправие, однако исламскому закону – шариату – нигде, за исключением кемалистской Турции и Туниса, вызов брошен не был. Женщины потребовали права учиться, работать и голосовать. В Египте, Ираке и Сирии возможность учиться и работать была им дарована, но поскольку это были однопартийные государства, в голосовании, как женщин, так и мужчин, смысла никакого не было. Несмотря на то, что женщины бок о бок с мужчинами боролись за свободу, как только была завоёвана независимость, их требования реформировать гражданские кодексы, регулирующие семейные отношения, были полностью проигнорированы. Сохранение этих реакционных мер стало в постколониальный период краеугольным камнем в исламских обществах. Пакистан и Бангладеш даже выбирали на должность премьер-министра женщин, но и они должны были подчиняться законам, по которым женщины являются гражданами второго сорта.
К концу ХХ века, с угасанием в исламском мире импульсов светских, модернистских и социалистических движений в глобальном масштабе, мир захлестнула волна религиозного фундаментализма. Некоторые завоёванные женщинами права оказались под угрозой в США, Польше, России и бывшей Восточной Германии. Победа религиозной партии в Иране, поражение левых в Афганистане, сохранение ваххабитского режима в Саудовской Аравии, возвышение фундаменталистских политических группировок в Египте и Алжире, постмодернистская защита релятивизма, всё это, кажется, снова привело к краху надежд женщин. В век глобализации единственным, что ещё защищают, осталась только первичная общность. Но какая именно общность защищается, и чьи интересы соблюдаются при этом?
Многие лидеры феминистского движения в мусульманском мире, которые когда-то храбро противостояли и муллам, и военной диктатуре, склонились перед лицом фундаментализма. Нам иногда говорят, что браки по договорённости между родителями и чадра для женщин намного лучше западных браков и постоянного адюльтера, как будто все браки в мусульманском мире заключаются по договорённости между родственниками будущих супругов, а адюльтера там и вовсе нет. Если правители Османской империи принадлежали к одной религиозной и культурной общности с большинством арабов, то почему же арабы объединились с язычниками против османов?
Думаю, что история ещё сможет нас удивить. В Иране и Саудовской Аравии, где господствует жёсткая религиозная диктатура, вполне может подняться новая волна протеста, поскольку самым лучшим учителем по-прежнему является опыт.